
Интрига, прямо скажем, нехитрая, но и счастье, как доказали классики, не в уме. Дочь богатой купчихи Поликсена (Бабаева Полина) влюблена в нищего приказчика Правдина (Арсений Кудря). О свадьбе не может быть и речи, но молодым берется помочь находчивый унтер-офицер в отставке Сила (Борисов Юрий Михайлович).
«Счастливо-правдивый» Островский получился празднично ярким, с хохломой, самоваром и яблоками всех цветов и форм, включая эмблему Apple на футболке садовника. Она там как родная. Осовременивать классику, в том числе и внешне, сейчас хороший тон. Несколько лет назад в той же драме пытались обновить «Недоросль» Фонвизина. Соня читала глянцевые журналы, а Стародум в красном коммунистическом шарфе был кем-то вроде воинствующего пенсионера. И журналы, и шарф смотрелись скорее причудливо, чем уместно. С Островским проще. Он во всех смыслах ближе современной публике: время, язык, характеры. Его «приказчики» от наших «менеджеров» почти неотличимы, но прямых параллелей в спектакле практически нет. Самое юное и «прямое» – музыкальное оформление: от «Товарища песни» из ленты «Как закалялась сталь» до «Песни о любви» из «Гардемарины, вперед!». В остальном время причудливо искажено. Красный новорусский пиджак соседствует с ботинками в духе Остапа Бендера, джинсы украшены узором павлопосдского платка, а грозная купчиха носит шпильки в одном комплекте с головным убором вроде древнерусской кички.

«Одежда» сцены рязанского драматического театра в день премьеры гораздо лаконичней — цвета густой майской зелени. Купеческий сад монументален, как сама вечность. Его не рубят и не собираются продавать с торгов, и сколько бы ни воровали из него, яблок становится все больше. Изобилие и благодать царят здесь вне зависимости от «капризов природы», времени года и эпохи. Однако безопасность и комфорт заканчиваются сразу за купеческим порогом. Долговая яма, которой пугают честного приказчика кредиторы, гораздо ближе, чем предполагают герои пьесы. «Лишний человек» Правдин живет в тесноте и обиде. Его дом похож на маленький аквариум, где плавают все те же яблоки. Вместо тапочек — резиновые сапоги. «Подполье жизни» полно сумрака и сырости в самом прямом значении этих слов.

Жизнь в саду, напротив, безоблачна во всех смыслах. В глубине — гигантское фото цветущей яблоневой ветви в окружении одуванчиков. Позже она уступит место фотографии спелых августовских плодов, но и до того весна на сцене очень условна, поскольку зрелые яблоки уже рассыпаны повсеместно. Их воруют, едят, дарят, играют ими в лапту, с их же помощью подсчитывают барыши и убытки, повесив вместо костяшек на счеты. Без яблок не обходится даже объяснение в любви. Они обрушиваются на героев золотым водопадом, как самая настоящая манна небесная. При этом само объяснение с «доказательством» (и это, возможно, одна из лучших сцен в спектакле) происходит максимально близко к публике, поскольку в зрительный зал, словно в реку, уходят настоящие мостки. С них помимо прочего ловят рыбу и ныряют в партер как в омут. И это, видимо, тот редкий случай, когда и рыбе, и человеку лучше там, где не так уж и глубоко.
Солнечное, пестрое, праздничное «Счастье» со всеми своими затеями и параллелями не будет посягать на политику или философию, но зато точно представляет себе, чего хочет зритель. Интеллигентная, душевная комедия у театральной публики сегодня излюбленный жанр.



